Словом, в доме Толстых жила гувернантка, строгая кальвинистка из Женевы, которая наблюдала за маленькими детьми день и ночь, чтобы они не восприняли еретических убеждений своего отца. Она была не в силах вполне понять Толстого. Она высказывалась мне в том смысле, что он прекрасный человек. Она не отрицала, что он приносит добрые плоды. Но как репейник мог приносить смоквы? А что он был репейник, было очевидно для нее из того, что он не признавал самых основных догматов.
-- "Он, вероятно, более христианин, чем сам он думает о себе" -- таинственно сообщала она мне, и усердно старалась, чтобы ее юные питомцы не только были христианами, но также и знали, что они христиане.
Но в данном случае мы смотрим на гувернантку просто как на источник справок, а вовсе не как на достойную представительницу пресвитерианства. Не всегда удобно справляться о человеке у его собственных сыновей и дочерей, еще труднее бывает расспрашивать его самого, но гувернантки, несомненно, самим Небом посланы для того, чтобы рассказывать правдивые события любопытным посетителям... Исполняя свое назначение такого рода, вышеупомянутая гувернантка и рассказала мне нижеследующий случай.
"За два или за три дня до моего приезда маленькая Саша, хорошенькая, крепкая десятилетняя дочь Льва Николаевича играла перед домом с крестьянским мальчиком из деревни. Они поссорились, как обыкновенно ссорятся дети. Мальчик в сердцах схватил палку и ударил Сашу по руке. Удар был сильный, и девочка с плачем побежала в дом, показывая большой черный синяк около локтя. Она, очевидно, еще не читала сочинений своего отца, потому что сейчас же подбежала к нему и сквозь слезы просила его выйти и наказать виновного. Тут для гувернантки представился случай наблюдать, как Лев Николаевич применяет свои убеждения у себя дома, и она стала внимательно прислушиваться.
Толстой ласково взял девочку к себе на колени, вытер ее слезы и посмотрел ушибленное место. Мы слишком далеко от них, чтобы слышать разговор, но можем легко восстановить его по содержанию многих сочинении Толстого о наказании.
-- "Ну, Саша, -- сказал отец, -- что же будет хорошего, если я прибью мальчика? От этого твоя рука не будет меньше болеть".
-- "Нет, будет! Он гадкий, злой мальчишка, ты должен наказать его!"
-- "Подумай немножко, Саша. Почему он тебя ударил? Ведь потому, что рассердился на тебя. Значит, он тебя не любит? А если я его прибью, он еще больше тебя возненавидит, да еще возненавидит и меня. Мне кажется, нам лучше всего будет заставить его полюбить нас, и тогда он никогда больше тебя не ударить. А если мы заставим его нас возненавидеть, то он, пожалуй, будет ненавидеть всю свою жизнь".
Между тем Саша перестала плакать, так как ее рука больше не болтала, а жажда мести несколько утихла в ней.
-- "Вот что я сделал бы, милая, если бы был на твоем месте, -- продолжал Толстой. -- Ты знаешь, в кладовой есть малиновое варенье, оставшееся вчера от ужина. На твоем месте я бы положил его на блюдечко и отнес бы мальчику".."
(с) не мой
